Природа экзистенциальных категорий в познании
2
Реферат по онтологии:
"Природа экзистенциальных категорий в познании"
Любопытно, что «логика» стяжания личных качеств в процессе жизнеустроения определяется своими собственными категориями, которые можно назвать категориями душевной жизни (или экзистенциалами -- в европейской терминологии). Они также имеют бинарную природу, но их отношения отличаются и от отношений между логическими, и от отношений между ценностными категориями. Именно в умении расставлять правильные акценты во взаимоотношениях экзистенциалов (четко различать или, наоборот, синтезировать их), причем каждый раз в уникальной жизненной ситуации, и состоит дар подлинной мудрости, основанной на разуме сердца.
Ясно, что тема специфичности категорий душевной жизни не нова. Она разрабатывалась и С. Кьеркегором, и М. Шелером, и П.А. Флоренским и др. Целостная разработка этой проблемы (в той мере, в какой она вообще доступна философии) -- дело будущего, поэтому мы ограничимся лишь кратким содержательным обзором основных экзистенциалов.
Сущностная черта жизненной мудрости состоит в том, чтобы объединять, синтезировать кажущиеся несовместимыми качества и психические состояния, ведущие нас «вверх» по лестнице совершенствования; но при этом четко распознавать принципиальную противоположность, контрарную несовместимость вроде бы одинаковых нравственно-психологических модальностей и делать четкий выбор между ними.
Иными словами, в функционировании экзистенциалов всегда присутствуют черты и логических (симметричность категорий, роль их опосредования), и ценностных категорий (наличие «низа» и «верха, необходимость категориального выбора). Постараемся пояснить это на некоторых конкретных примерах, ясно отдавая себе отчет в том, что сфера личностного жизнеустроения настолько специфична и неоднозначна, что ее в принципе невозможно алгоритмизировать и «разложить по полочкам».
Учитывая это, мы позволим себе использовать метафоры, образные сравнения, элементы вольного этимологического выведывания смысла. В конце концов, абстрактно и сухо писать о важнейших экзистенциалах душевного бытия -- значит самой формой выхолащивать их живое содержание.
Начнем с той ипостаси жизнеустроительной мудрости, которая заключается в умении обнаружить несовместимость, взаимоисключающую противоположность нравственных качеств и состояний сознания, которые на первый взгляд почти не различаются между собой, а потому сплошь и рядом отождествляются в обыденной жизни. Но это воистину «дьявольские отождествления», словно сам дьявол нашептывает нам на ухо не делать слишком больших различий между чувством неудовлетворенности и сомнением, между раздражением и праведным негодованием, между страхом и трепетом, между унынием и возвышенным страданием. На самом же деле эти фундаментальные категории душевной жизни образуют пары полярно несовместимых морально-волевых качеств и психических состояний, одни из которых воплощают личностное «небо», а другие -- личностное «дно». Одни экзистенциалы обозначают ступени творческого восхождения, другие -- их изнанку. Напротив одних можно твердой рукой поставить знак «плюс», а напротив других -- столь же твердый «минус». Рассмотрим некоторые из этих взаимоотталкивающихся душевных полюсов, грани между которыми, увы, слишком часто стираются в человеческом сознании, но которые безошибочно распознает подлинный мудрец.
Сомнение и неудовлетворенность. Сомнение и его крайняя форма -- скепсис -- всегда являются изнанкой догматизма Скептик -- часто разуверившийся догматик и наоборот: догматик -- зачастую уверовавший скептик. Но оба -- и скептик, и догматик -- пребывают в бессознательном подчинении у чужого суетного мнения. Они воистину жертвы сомнения и не ведают сознания. Отсюда абстрактное отрицание скептика и абстрактное утверждение догматика, лишенные лично продуманных и прочувствованных основ, всегда шатаются и колеблются, обрекая своего носителя на хождение по замкнутому кругу чужих взглядов и ценностей.
Духовно прибывает лишь неудовлетворенное сознание. Чуждое циничному скепсису и самодовольному догматизму, оно жаждет творческого обогащения и достижения истинного сознания с другими «Я», удостоверенных посредством непредвзятых теоретических аргументов и личным ведением сердца Неудовлетворенность предвещает углубление и расширение ранее продуманных и принятых основ, она разворачивает спираль духовного восхождения человека.
Голос сомнения монологичен и пессимистичен, бесплоден и безблагодатен. Неудовлетворенность открыта диалогу, плодоносна и оптимистична, поскольку вдохновляет на совершение нового жизненного усилия.
Раздражение и негодование. Негодование духа, восстающего против зла и несправедливости, свидетельствует о наличии прочного нравственного стержня. При этом праведно негодующий не испытывает чувства личной ненависти к носителю зла и скорее сострадает заблудшему. Исаак Сирин выразил этот благородный характер праведного возмущения в чеканной фразе: «Люби грешников, но ненавидь дела их».
Вопреки альтруистическому чувству негодования раздражение эгоистично и выражает состояние внутренней неуверенности и неправоты. Раздражаются зачастую на самих себя, на свои собственные недостатки и слабости, в которых стыдно признаться и которые бессознательно проецируются вовне, надругого, безвинного в подавляющем большинстве случаев человека.
Раздражение бес культурно, оно оскорбляет и унижает чужое достоинство. Негодование духа никогда не оскорбляет личности другого человека, ибо слишком уважает свою собственную правоту, превосходящую любую самость. Раздражение -- черный «огонь поядающий», в котором корчится маленькое земное «Я»; негодование «Я» -- пламенный меч, рассекающий тьму зла и невежества.
Cтpax и трепет. Трепет -- благоговение перед высшим; страх -- смятение перед низшими силами. Трепет -- предчувствие близости идеала, любовь и доверие к нему. Страх -- смирение перед всесилием зла, рабское подчинение ему. Трепещут подлинно верующие и восходящие; боятся сомневающиеся и не ведающие путеводных звезд духа.
Уныние и страдание, восторг и радость. Уныние и жалобы -- знак разжижения воли; страдание -- условие ее закалки. Уныние в лучшем случае сменится беспечным весельем и восторгом, за которыми неминуемо последует новое уныние по поводу их утраты. За страданием следует радость очищения и преодоления. Уныние -- лень души, покорившейся потоку настоящего (уныние). Страдание -- страда духа, ведущая в будущее. Восторг телесного наслаждения неизбежно конечен; радость духовного преодоления бесконечна.
Соизмеримость и подозрительность. Соизмеримость -- целесообразная бережливость, вытекающая из сознания собственной силы. Подозрительность -- спутник духовной слабости и метаний. Соизмеримость выискивает лучшее в другом человеке, дабы четче и доступнее -- по сознанию -- довести до него нужное знание. Подозрительности, напротив, свойственно всегда и во всем видеть худшее. Соизмеримость ориентируется на высокое и достойное; подозрительность «играет на понижение», как бы зрит исподним оком (подозрение). Соизмеряющий не выдаст сокровенного и тем не позволит осквернить его; подозрительный опорочит истину самой недобротой своего взора.
Смирение и самоуничижение. Смирение -- ясное осознание своей сегодняшней ограниченности, но одновременно и бесконечности горизонтов совершенствования. Смирение -- горение через обуздание гордыни. Самоуничижение -- неверие в свои силы и возможности; оборотная сторона гипертрофированной самости. Смирение -- готовность внимать словам подлинного духовного авторитета и неустанно следовать идеалу. Самоуничижение -- часто разочарование и духовное разложение некогда самоуверенного «учителя». Смирение -- любовное принятие мира в сердце и согласие с ним; самоуничижение -- уничтожение связей и с миром, и с собственным сверхсознательным потенциалом духа.
Вместимость и всеядность. Вместимость -- критерий широты сознания, умение покрыть отрицание синтетическим утверждением. Всеядность -- набор несовместимых идей и ценностей. Вместимость -- способность упорядочить различное вокруг единого стержня; всеядность -- сваливание в кучу всего и вся. Вместимость уравновешенна и гармонична; всеядность судорожна и хаотична.
Чем отчетливее в своем повседневном бытии распознает человек нравственные полярности, подобные вышеприведенным, и чем определеннее совершает он свой моральный выбор, тем большей широтой и утонченностью отличается его сознание и тем выше стоит он нале-стнице духовного совершенствования. Однако подлинная мудрость есть не только дар распознавания и тем самым преодоления «дьявольских отождествлений», но столь же и умение избегать «дьявольских противоположений».
Эта вторая, дополнительная, ипостась мудрости -- умение видеть единство и взаимосвязь нравственных качеств и состояний, которые обыденное сознание норовит рассмотреть в качестве противоречащих друг другу. Здесь, напротив, «дьявол» словно подталкивает нас на бездумное и механическое противополагание того, что на самом деле образует гармоничное единство: свободное самоопределение и иерархическое служение; дерзание и терпение; мужество и сострадание. Подобные противоположности не только не отрицают друг друга, но требуют обязательного синтеза. Остановимся лишь на нескольких примерах.
Свободное самоопределение и иерархическое служение. Если у человека есть представление об иерархии духовных ценностей, если у него есть идеалы и духовные авторитеты, которым он бескорыстно служит и которым беззаветно доверяет, то это не только не подрывает его автономии и свободы воли, но прямо их предполагает. Истинным ценностям может служить только свободный человек, поскольку истинные ценности на то и истинные ценности, чтобы не нуждаться в рабском поклонении и принятии из-под палки. Истинному духовному учителю не нужны безликие и бездумные марионетки; он, напротив, всячески поощряет самостоятельность и инициативу ученика. Истинный же ученик -- тот, кто в свободном акте любви избрал себе учителя. Истинная иерархия -- иерархия добровольного и бескорыстного сотрудничества ради общего блага Это естественная иерархия сознающих и восходящих сознаний.
Ложная иерархия, наоборот, основана на эгоизме, лжи и страхе. В ней не служат высшему, а начальствуют во имя удовлетворения низших страстей и влечений. Это иерархия рабов и господ. Господин жаждет рабского себе поклонения и насилует чужую волю. Соответственно, раб не служит, а раболепствует; не свободно вверяет себя высшему руководству, а позволяет другому владеть своей волей. Это противоестественная иерархия взаимного падения и ненависти душ, где карабкаются на иллюзорные мирские вершины, отталкиваясь ногами от плеч тех, кто находится ниже тебя, и отчаянно хватаясь за ноги того, кто сумел взобраться выше.
Таким образом, быть свободным -- значит уметь сознательно служить высшему. Отказываться от своего суетного эго, обуздывать низменные страсти и вожделения -- значит проявлять и преумножать скрытые духовные ресурсы своего глубинного «Я».
Дерзание и терпение. Стремление к высшему подразумевает мудрое терпение и отказ от иллюзии достижения цели одним скачком. Вместе с тем терпение -- сестра мудрого дерзания: умение не отчаиваться и не падать духом при неудачах. Истинно дерзающий терпелив; истинная терпеливость -- дар не растратить в неизбежных временных неудачах потенциал творческого дерзания духа.
Подвижность и равновесие. Духовная подвижность и неудовлетворенность созидательны лишь тогда, когда человек способен сохранить психическое равновесие и спокойствие в непростых ситуациях, которыми изобилует жизнь. Истинное же равновесие -- не равнодушие (это типичное «дьявольское отождествление»), а гармоничное напряжение всех творческих сил, духовная бдительность, соизмеримость и подвижность. Лишь хранящий душевное равновесие восходит и подвигается; лишь подлинный подвижник является господином своих страстей.
Мужество и сострадание. Мужественный человек тем и отличается от жестокосердного, что способен сострадать другому человеку и вбирать в себя чужую боль. Мужественный прежде всего умеет любить. Жестокий же всегда ненавидит и злорадно унижает слабого. Сострадание тем и отличается от слезной сентиментальности и слащавости, что имеет мужество вместить в себя страдания другого, разделить с ним беду и, если хватит сил, вместе превозмочь ее. Мужество есть действенное сострадание; сострадание -- мужество отказа от самости и изолированности своего «Я» от всего сущего.
Таким образом, противоположные качества и состояния сознания, подобные проанализированным выше, ни в коем случае нельзя разрывать и тем более противополагать друг другу. Подчеркнем еще раз: обретение творческих качеств сознания через, в одном случае, противополагание, а в другом -- через объединение противоположностей легко осуществляется лишь на бумаге, в идеальных условиях.
Что же касается реальной судьбы конкретного человека, то слишком тонкими и подвижными оказываются грани между положительными и отрицательными душевными качествами и состояниями сознания; порой незаметно превращаются они в свою собственную противоположность, как, например, мужество -- в жестокость, терпение -- в пассивность, подвижность -- в суетливость, а свободная воля -- в низменное своеволие.
Но, значит, самое напряженное поле борьбы пролегает не вовне, а внутри человеческого духа, и только разум сердца да жизненный опыт оказываются безошибочными проводниками по дебрям жизнеустроительных дилемм и коллизий. В конце концов, совершенно правы были древние греки, когда утверждали, что «все прекрасное трудно» и никакая истина (ни мирового, ни личного бытия) не достигается человеком без усилий. Однако здесь-то и возникает самый главный теоретико-познавательный вопрос: а что, собственно, следует понимать под истиной, существует одна или много видов истины и чем истинное знание отличается от ложного?
Литература
1. Агни-Йога. Мир огненный. Т. 1. Новосибирск, 1991.
2. Джемс У. Многообразие религиозного опыта. СПб, 1992.
3. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.
4. Налчаджан А.А. Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества). М., 1972.
